Вместе с тем становилось очевидным, что для эффективного решения данной проблемы требовалось сочетание таких факторов, как правильный выбор места для поселка и территории для освоения, состояние трудового потенциала высланных семей, необходимое количество и качество орудий труда и средств производства, настроения и мотивации деятельности как самих переселенцев, так и надзорного аппарата. Реальность же свидетельствовала скорее об обратном.
Вне зависимости от времени вселения в значительных масштабах воспроизводились просчеты в выборе территории для поселков и хозяйственной деятельности, что влекло за собой громадные затраты на вторичные переселения, осуществлявшиеся в Нарымском крае на протяжении всех 1930-х гг. Высланные семьи в значительной массе оказывались неполными, разъединенными (главы семей, как правило, были уже репрессированы либо находились в бегах), что делало их «неполноценной рабсилой». Привезенные скот и инвентарь после их «фильтрации» в местах высылки представляли печальное зрелище. Состав аппарата комендатур, по оценкам самих чекистов, не выдерживал никакой критики и требовал радикальной «чистки». Мотивация производительного труда имела деформированный характер, поскольку основным стимулом являлось не качество труда, а работа как средство выживания.
Следует отметить, что в обстановке поиска форм организации хозяйственной деятельности и при отсутствии жестких директив «сверху» в данной области местные органы пытались отыскать в труде репрессированных сочетание начал обязательности и инициативности. В постановлении Сибирской краевой комиссии «по расселению и устройству кулаков 2-й категории» от 18 июля 1930 г. краевое адмуправление обязывалось «немедленно ликвидировать методы сибулоновского [Сибирского управления лагерей особого назначения. — С. К.] администрирования поселками, организовав управление на принципе индивидуального устройства с обязательством доведения сельскохозяйственных и промысловых заданий до двора согласно производственному плану комендатур, с обязательством сдачи с/х и промысловых излишков государству через товаропроизводящую сеть»1. В «Инструкции комендантам по управлению кулацкими поселками 2-й категории», утвержденной упомянутой выше комиссией 2 августа 1930 г., раздел о «хозяйственном устройстве» содержал ряд необычайно «либеральных» и вскоре «забытых» положений:
«35. Вся хозяйственная жизнь поселков организуется на принципах развития хозяйственной инициативы самих расселенцев.
118
36. По отдельным хозяйственным вопросам комендатуры могут давать конкретные производственные задания с доведением плана этих заданий до двора, станка и пр. Все работы выполняются расселенцами индивидуально на стимуле личной заинтересованности, причем для большого производственного эффекта расселенцами могут организоваться на добровольных началах трудовые группы, артели, товарищества, рабочие бригады и проч. в составе 10-20 человек, преимущественно из молодежи, выполняющие работы под руководством назначенного из их среды старшего. Настоящие группы, бригады, товарищества, артели имеют целью привитие населению, в особенности молодежи, навыков коллективного сельскохозяйственного и производственного труда и никакими правами самоуправления и юридического труда не пользуются.
37. Исходя из изложенного, комендант всемерно способствует развитию хозяйственной деятельности расселенцев, проявляя собственную инициативу по организации их труда, изысканию наиболее эффективных форм производства»2.
Ситуация, сложившаяся в сибирских комендатурах в первый год их существования (1930 г.), действительно демонстрировала слабость административно-режимного ресурса, что не позволяло аппарату комендатур не только держать под контролем переселенческую массу, но и эффективно организовать производственную жизнь в спецпоселках. Посетивший с инспекционной целью Шегарскую комендатуру зам. Новосибирского окружного адмотдела Кейсел в докладной записке от 27 июля 1930 г. констатировал почти полный организационно-хозяйственный развал комендатуры. Из высланных весной 6754 чел. (1326 хозяйств ) к концу июня на учете комендатуры осталось 5098 чел.: «С момента поселения по 25 июня сбежало: мужчин 301, женщин 246, детей и молодежи 685, всего 1232 человека. Умерло за это же время 123 чел., большинство умирают дети в возрасте до 1 года и старики. Освобожден с места поселения как восстановленные в правах голоса 301 чел.». Далее проверяющий отметил отсутствие четкой организации труда «кулаков». По его данным, около 350 чел. работали по договорам в различных хозорганах, включая и расположенные в Новосибирске, «остальная рабочая сила занята на постройке жилищ, уборке сена и прополке хлеба. Точного учета рабочей силы, учета специалистов, комендатура не имеет. <...> Силами кулаков на земельных участках местного населения посеяно овса 217 га, льна 177 га, проса 3,25 га, и пшеницы 217 га, виды на урожай на овес хорошие (90-100 пудов с га), на лен — плохие, объясняется это тем, что посев льна был произведен с большим опозданием. Отведены сенокосные угодья в казенных дачах — 205 га, на расстоянии от расположенных поселков 30-40 км. Земельных угодий для пахо
119
ты не отведено, при поселках имеются лишь небольшие участки для огородов. Заготовлено паров на крестьянских участках для посева ржи 30 га, семена не имеются <...> Продовольственные запасы все кончились, хлебом кулаки удовлетворены до 1 августа, выдача производилась из расчета 300 г на взрослого и 200 г. на ребенка всем без исключения, тогда как необходимо было бы выдавать только тем, у кого не имелось хлеба. Благодаря одинаковой выдаче в данное время получается такое положение, что те, которые имели некоторые запасы, имеют хлеба, которые не имели — остались без хлеба, ходят побираются. Промтовары кооперация кулакам не отпускает».
Кейсел обнаружил несколько признаков саморегуляции в поведении переселенцев: «Организовано 5 кузниц, в коих работают 10 чел., в кузницах производится ремонт с/х инвентаря для коммун, местного населения и самого кулачества. Учет работы, выработка, стоимость работы со стороны комендатуры не установлен, кулаки сами определяют и получают непосредственно деньги, так что кузнецы находятся вне поля зрения комендатуры, предоставлены сами себе <...> За последнее время бегство значительно прекратилось, объясняется это тем, что кулаки узнали о том, что при возвращении обратно на постоянное место жительства их арестовывают, местное население не стало содействовать побегам...»3 Наблюдения проверяющего весьма ценны для понимания механизма взаимодействия комендантов с крестьянами, когда надзорный аппарат становился лишь регистратором ряда поведенческих линий внутри самого репрессированного крестьянства, хотя соотношение инициативности и покорности, подчинения складывалось явно в пользу второй линии: большинство крестьян, лишившись активной протестной части (бежавшие), смирилось со своим репрессивным положением и искало способы адаптации к новым условиям жизнедеятельности.
«Сшибка» двух взаимоисключающих задач, решавшихся властью в ходе высылки, — карательно-изоляционной и хозяйственной — в ряде комендатур проявлялась настолько отчетливо, что вынуждала власть идти на экстренные меры, связанные с передислокацией не отдельных поселков, а их групп, расположенных в совершенно непригодном для жизни месте. Выше упоминалось о драме спецпереселенцев, направленных в Кулайскую комендатуру по зимним дорогам и расселенных в бассейне р. Ягыл-Яг (территория васюганских болот). Комиссия, изучившая летом 1930 г. перспективы производственной деятельности переселенцев на этой территории, пришла к категорическому выводу о том, что сельскохозяйственное освоение территории невозможно: «...почвы слишком слабы и требуют боль
120
ших капиталовложений при применении сельского хозяйства, а также и больших раскорчевок стоимостью от 150 до 200 рублей за га, что при длительной и усиленной разработке будет получена бесплодная почва, не оправдывающая сельского хозяйства...». Далее приводилась статистика убыли «контингента»: «К расселению кулаков предназначалось 11600, а на место прибыл 8891 человек, сбежали — 6622 человека, померло 80 человек, освобождены — 208 человек и осталось на месте к моменту обследования — 1607 человек. Оставшиеся кулаки из себя представляют старые, малые, больные и те, которые предполагают, что они должны будут быть освобождены, на что имеют сведения о восстановлении их в правах голоса».
Примечательно, что, исходя из поставленных перед ней задач (фиксация и оценка ситуации в комендатуре), комиссия невольно проводила сравнение состояния населения и рабочего скота (лошадей) и перспектив выживания тех и других в зависимости от запасов продовольствия и фуража: «До 1 мая получали по 15 фунтов [муки] на члена семьи и 30 фунтов муки на главу семьи. С 1 мая и по сие время за отсутствием муки получают немолотую рожь... Ввиду малоколичественного получаемого пайка для увеличения мешают в муку всевозможные травяные и древесинные суррогаты. Приварка никакого нет, вместо чая употребляют березовые перегнившие шишки... с момента заброски кулаков сена совершенно не было, а был доставлен один только овес, которого выдавали на каждую лошадь по 5 фунтов, кормили лошадей, раскапывая снег, собирали листы. Комендатура же имела часть сена. В данный момент осталось кулацких лошадей 333, а было приведено 2254 штуки, пало — 877, с бежавшими кулаками уведено — 895...». Признаки тяжелейшего кризиса проявлялись в невозможности организовать какое-либо разумное производство, даже если это пытались сделать сами переселенцы: «Совершенно отсутствуют правила внутреннего распорядка для кулаков, с кулаками собраний каких-либо, в смысле чем они должны заниматься, не проводились, а имевшиеся попытки со стороны кулаков организовать рыбную ловлю вниз по реке Ягыл-Яг на 150-200 км, а также и заниматься посевом с целью выезда за болота в Тарский район комендатурой воспрещались. Были случаи в момент бегства кулачества комендатурой задерживались до 500 человек бежавших... Бежавшее кулачество из-за болот и проявление их в опухшем и пожелтевшем виде среди населения Тарского района и вообще среди тех районов, в которых оно появилось, вело живую агитацию[,] что, полагаю, ни для советской власти, ни для партии не полезно» — резюмировал председатель комиссии Белокобыльский, предложивший «все кулацкие хо
121
зяйства перевести в другое, более подходящее для занятия сельским хозяйством место».
Другой участник обсуждения вопроса о кулайских поселках на заседании краевой комиссии «по хозяйственному устройству кулаков» 19 августа 1930 г., представитель ОГПУ Помялов внес предложение, вобравшее в себя подходы «чекизма» и прагматизма: «Ликвидировать комендатуру не следует, [надо] освежить ее состав, начать хозустрой-ство, оценку местности пока не производить, акт комиссии весьма односторонен, не указывает положительных фактов этой местности, обязать РПУ и СКАУ [Сибирское краевое адмуправление. — С. К.] продвинуть их ["кулаков"] дальше к месту указанного поселения. Срочно продвинуть детский паек, бежавшие 6600 человек пересылать [обратно] не следует, часть их использовать на промышленных работах, часть использовать их на внешних работах в округе, а если переселить, тот они опять будут бежать»4. В итоге, несмотря даже на некоторый прирост «контингента» осенью 1931 г., когда на 24 сентября статистика зафиксировала 1387 семей (4253 чел.), все попытки сохранить комендатуру оказались безуспешными По данным на декабрь 1932 г., здесь оставалось уже 2822 чел., а с лета 1933 г. упоминания о Кулайской комендатуре исчезли из документов СибЛАГ5.
Примечательно, что именно системное противоречие между ре-жимно-изоляционными и экономико-хозяйственными функциями, возникшее на начальной стадии формирования сети комендатур в ос-военческих регионах, постоянно воспроизводилось на протяжении 1930-х гг. Невозможность организации не только сельскохозяйственной и промысловой деятельности, но и вообще социально-бытовой инфраструктуры в значительной части мест, куда расселяли депортированных крестьян (затопляемые в паводок территории, отсутствие пригодной для питья воды, невозможность дорожного строительства и устойчивых коммуникационных связей и т. д.), приводила к затратным массовым вторичным переселениям. В частности, на территории соседней с нарымскими комендатурами Омской областью, где также функционировали две крупные комендатуры — Тарская и Тевризская, местное руководство, пытавшееся, несмотря на все возраставшие издержки, сохранить в них аграрно-промысловую специализацию, к середине 1930-х гг. пришло к выводу о необходимости радикального пересмотра хозяйственной ориентации спецпоселков. По согласованию с ГУЛАГ большинство населения этих поселков подлежало передислокации для использования на предприятиях лесной и рыбной промышленности, а 300 семей были переброшены в Таджикистан «для освоения Вахшской долины»6. Последствия вторичных переселений, связанных
122
с вынужденно-принудительными перемещениями репрессированных крестьянских семей внутри и между комендатурами Западной Сибири и сопредельных регионов, необходимо оценивать не только с экономической, но и с поведенческой точки зрения. Экономически «цена» затратного и неэффективного характера действий органов власти, ответственных за депортацию, расселение и рациональное использование трудового потенциала ссыльных крестьян определяется в стоимостных показателях перебросок и повторного устройства спецпереселенцев. Настроения апатии и конформизма, блокировавшие хозяйственную инициативу спецпереселенцев, следует рассматривать в качестве мо-тивационно-поведенческих последствий нерациональных и даже преступных действий властных органов.
3.3. Неуставные артели. Нормы и практика
Уже на стадии расселения спецпереселенцев вставал вопрос о формах организации их производственной деятельности. Характер специализации имел здесь определяющее значение. В сфере промышленного производства или строительства основной производственной единицей становились бригады, в аграрной и промысловой сфере за основу принимались сельскохозяйственные и промысловые артели. Первоначально при решении вопроса о формах хозяйствования в спецпоселках некоторые руководители-коммунисты и чекисты-исполнители на местах сомневались в возможности использовать колхозную модель для организации деятельности «кулаков-эксплуататоров». Выход из конфликта между доктринальными принципами и прагматикой был найден в лозунге «трудового перевоспитания бывшего кулачества», позволившем приступить на практике к организации «кулацких колхозов» в оригинальной форме «неуставных артелей», или, точнее, спецартелей.
Данный процесс прошел несколько стадий. На стадии создания спецпоселений (весна — лето 1930 г.), в отсутствии централизованной регламентации режима и производственной деятельности переселенцев региональные органы руководствовались принципами организации труда последних по модели исправительно-трудовых колоний (самоокупаемость, хозрасчет, плановость заданий и т. д.). Во «Временном положении об управлении кулацкими поселками», утвержденном Сибкрайисполкомом 19 июня 1930 г., указывалось:
«...Вся хозяйственная жизнь поселков регулируется комендатурами и соответствующими выше стоящими инстанциями на основе: стимулирования тех видов производств, которые являются наиболее хозяйст
123
венно и политически целесообразными в каждой данной комендатуре; преподанных каждому поселку и каждому двору планов; обязательной сдаче товарных излишков продукции государству; целесообразного использования излишков рабочей силы поселков на отхожих промыслах, кустарных производствах и государственных предприятиях <...> При хозяйственных предприятиях комендатур, там, где это является экономически и политически целесообразным, могут быть организованы производственные бригады в составе 10-20 человек, преимущественно из поселенческой молодежи для выполнения работ под руководством назначенного из их среды старшины. Настоящие бригады, не являясь организациями кооперативными (лишены прав самоуправления и т. д.), имеют целью привить молодежи навыки коллективного труда»1.
Четкие директивные очертания механизм использования труда спецпереселенцев получил в ходе работы комиссии Политбюро по спецпереселенцам («комиссии Андреева»). В ключевом постановлении Политбюро от 10 августа 1931 г. («О спецпереселенцах»), подготовленном комиссией, указывалось: «7. Хозяйственное устройство спецпереселенцев проводится: а) путем использования спецпереселенцев в промышленности, с одновременной организацией для них небольшого подсобного сельского хозяйства (огородно-овощное); б) организации совхозов, в которых спецпереселенцы используются как основная наемная рабочая сила; в) организации спецпереселенцев в неуставные артели, с передачей им на договорных началах с. х. инвентаря и тягла». Постановлением предусматривалось сосуществование в течение некоторого времени в спецпоселках индивидуального труда наряду с коллективным, о чем свидетельствовал пункт, регламентировавший порядок приема и содержания на поселении рабочего скота и инвентаря: «4. Весь прибывающий в районы выселения продуктивный и рабочий скот, с. х. инвентарь... передается на договорных началах или в личное пользование спецпереселенцев, если они ведут индивидуальное хозяйство, или обобществляется, если хозяйство ведется на артельных началах»2.
«Неуставные артели» на деле являлись квази-коллективами, поскольку создавались «сверху» и в принудительном, а не добровольном порядке. Принципиальных отличий между экстраординарными и ординарными (уставными) артелями оказывалось на практике не столь много. Единые для всех коллективов принципы этатизирован-ного труда в аграрной сфере послужили основой для перевода в конце 1930-х гг. «неуставных артелей» на положение ординарных хозяйств, что не оказало значительного влияния на экономическую жизнь спецпоселков. И все же отличия как содержательного, так и формального порядка в организации «комендатурной» экономики были. Изна
124
чально нормативную сторону спецартелей определяли не т. н. уставы, а инструкции и циркуляры, издававшиеся ГУЛАГ совместно с профильными ведомствами (НКЗем, Всекопромсовет). Разработка и уточнение в 1931-1934 гг. нормативных документов осуществлялись не в направлении усиления мотивации труда, а его регламентации. Рассмотрим далее данный тезис на основе положений инструкции ГУЛАГ ОГПУ и Наркомзема СССР об организации «неуставной сельхозартели» 1933 г., сравнивая их с принятым 17 февраля 1935 г. «Примерным уставом сельскохозяйственной артели», который определял структуру и принципы деятельности колхозов.
Инструкция состояла из следующих разделов: I. Общее положение; И. Состав артели и обязанности ее членов; III. Средства артели;
IV. Организация хозяйства артели; V. Организация и оплата труда и распределение дохода; VI. Управление делами артели3. Структура «Инструкции об организации неуставных кооперативно-промысловых артелей спецпереселенцев», датированной 19 марта 1932 г., была несколько иной: I. О промысле; П. Об организации труда; III. Состав артели, права и обязанности ее членов; IV. О средствах артели;
V. Управление делами артели; VI. О ликвидации артели4. «Примерный устав сельскохозяйственной артели» — имел такую рубрикацию: I. Цели и задачи; П. О земле; III. О средствах производства; IV. Деятельность артели и ее правления; V. О членстве; VI. Средства артели; VII. Организация, оплата и дисциплина труда; VIII. Управление делами артели5.
Безусловно, в «Примерном уставе...» подробнее описаны вопросы организации и деятельности артели, в т. ч. принципы землепользования, разграничение между обобществленными и не обобществленными средствами производства, управление делами артели, включая круг полномочий правления колхоза, т. е. те организационно-производственные стороны, где теоретически действовали кооперативные принципы. В то же время в спецартелях нормативная сторона преобладала во всех разделах. Принцип добровольности упоминался в «Инструкции...» 1933 г. лишь однажды, в разделе «Состав артели»: «...3. Сельскохозяйственные неуставные артели организуются исключительно на добровольных началах, причем членом артели может быть каждый трудпоселенец, достигший 16-летнего возраста»6. Пункт 6 наделял трудпоселенцев правом выхода из артели (но не ранее окончания сезонных полевых работ). В разделе «Управление делами...» есть упоминание о функциях общего собрания, но с пояснением: «...27. Общие собрания артели для разрешения хозяйственных, производственных и технических вопросов созываются только с
125
разрешения поселковой комендатуры. Постановления общего собрания считаются действительными и проводятся в жизнь только после утверждения комендатурой». Таков же был и регламент созыва и работы производственных совещаний («с разрешения коменданта»)7.
Очевидно, что все рудименты «колхозной демократии», попавшие в текст «Инструкции...» для спецартелей, не имели сколько-нибудь реального воздействия на производственные процессы. Центральной и руководящей структурой здесь выступала комендатура. Комендант осуществлял руководство производственной деятельностью артели (п. 2). Хотя всю практическую организационную работу проводил уполномоченный артели из числа трудпоселенцев, однако он утверждался комендатурой и был во всем ей подотчетен (п. 26). Обязанности членов спецартели и хозяйственная деятельность соотносились с режимными принципами трудпоселений:
«12. Все работы хозяйства артели производятся личным трудом ее членов и их семей согласно правил внутреннего распорядка, утвержденных комендатурой.
В основу организации труда артели должно быть положено 100 % использование всего трудоспособного населения артели и максимальное использование неполноценной рабочей силы из членов семейств в течение круглого года как на работах в артели, так и вне ее путем выделения свободной рабочей силы для нужд комендатур по строительству и организации трудпоселений.
13. Работа артели ведется по годовому производственному плану, утвержденному комендатурой»8.
Примечательно, что практика наказания колхозников и трудпоселенцев не содержала радикальных различий: за нарушение трудовой дисциплины на них налагались замечания, штрафы и т. д.; за более тяжкие «проступки» (порча имущества и т. п.) полагалось привлечение к суду. Только в спецартелях любое взыскание или наказание должно было быть санкционировано комендантом, который обладал правом административного воздействия на переселенцев, вплоть до кратковременного ареста9.
Разработанная органами промкооперации и утвержденная ГУЛАГ 19 марта 1932 г. «Инструкция...» для «неуставных кооперативно-промысловых артелей» фактически представляла собой слегка переработанный устав промартели. В ней оказались изначально не применимые к спецпоселению положения, расписывающие полномочия общего собрания («рассматривает сметы, отчеты и планы деятельности артели» и т. д.), предусматривалось наличие в артели ревизионной комиссии, а также имелся пункт о выборности старосты артели («делами артели управляет староста, выдвигаемый общим собранием артели и утвер
126
ждаемый комендантом поселка и промсоюзом»)10. Очевидно, что в практической деятельности промысловых спецартелей не могло быть места для этих кооперативных начал.
Необходимо отметить, что с момента организации и вплоть до перехода в статус «уставных» (1938-1939 гг.) спецартели существовали в особом «нормативном» пространстве, регулируемом различными инструкциями или циркулярными письмами ГУЛАГ ОГПУ-НКВД и НКЗем, определявшими специфику применения к спецартелям процедур, регулировавших деятельность колхозов. Об этом весьма красноречиво свидетельствовали, в частности, различные распоряжения, касающиеся реализации сельхозпродукции. Так, весной 1932 г. центральные партийно-советские органы в целях стимулирования сельскохозяйственного производства в колхозах приняли ряд решений о предоставлении права колхозам и колхозникам после выполнения обязательств перед государством самостоятельно реализовывать «излишки» произведенной ими сельхозпродукции11. В ответ на запросы региональных отделов по спецпереселенцам о том, в какой мере эти решения применимы для спецартелей, ГУЛАГ и НКЗем СССР циркулярным письмом от 3 июля 1932 г. разъяснили в преамбуле, что «... широкое толкование и перенесение принципов колхозной торговли на спецпоселки... допущены быть не могут». Далее в письме излагался порядок реализации животноводческой продукции:
«5... а) Спецпереселенцы, ведущие хозяйство единолично и имеющие собственный скот и птицу, самостоятельного вывоза тех или иных с/х продуктов на колхозные базары, хотя и расположенные вблизи спецпоселка, не имеют и реализуют эти продукты лишь в пределах территории спецпоселков.
б) Спецпереселенцы, ведущие хозяйство в форме неуставных с/х артелей, право самостоятельного вывоза на рынок продуктов также не имеют, но им может быть предоставлена возможность реализовать свою продукцию через кооперативные и колхозные организации на договорных началах или в порядке контрактации
6. В целях стимулирования к получению дополнительных с/х продуктов (овощи, грибы, ягоды и др.), а также различных мелких кустарных изделий (лапти, корзины, ложки и др.), добытых или изготовленных личным трудом, последние являются собственными продуктами спецпереселенцев и могут свободно продаваться на территории спецпоселка»12.
Механизм распределения урожая и доходов в колхозах и спецартелях также имел определенные различия. Так, доля отчислений из произведенной продукции в неделимые фонды в спецартелях оказывалась больше, чем в колхозах. В частности, если в колхозах фонд
127
помощи инвалидам, старикам, сиротам и другим категориям иждивенцев не превышал 2 % от валовой продукции, то в спецартелях аналогичный продовольственный фонд достигал 5 % и предназначался для «а) многосемейных спецпереселенцев, которые при малом количестве трудоспособных не выработали нужное количество трудодней для обеспечения своей семьи продовольствием по установленным нормам душевого потребления; б) отходников, состоящих членами неуставных артелей, отзываемых на известный срок для работы в промышленности; в) престарелых членов неуставных артелей и временно нетрудоспособных»13. В отличие от спецпереселенцев, работавших в промышленности и других производственных сферах и отчислявших 5 % от своего заработка для содержания надзорного аппарата, в спецартелях таких денежных отчислений не было, но сама практика максимального обобществления произведенной продукции и ее натурализация позволяли содержать чекистский аппарат за счет артельного труда.
Распределение урожая и доходов в неуставных артелях Наръша осенью 1932 г. В созданных в начале 1930-х гг. спецартелях полноценный цикл сельскохозяйственных работ развернулся с началом весенней посевной кампании 1932 г. и в течение последующих летних и осенних месяцев практически не прерывался. Районные партийные и советские организации находились под прессом жестких директив из краевого центра, обязывавших не только контролировать организацию экономической деятельности в комендатурах, но фактически отвечать за результаты хозяйственно-политических кампаний в спецпоселках, беспрерывно сменявших одна другую либо шедших одновременно. О том, насколько скрупулезно районные структуры должны были выполнять спускаемые сверху краевые директивы, свидетельствует «проработка» утвержденной крайкомом партии 25 августа 1932 г. инструкции о распределении урожая и доходов в комендатурах на закрытом заседании бюро Кривошеинского РК ВКП(б) от 5 сентября 1932 г.
«ПОСТАНОВИЛИ:
1/ Из валового сбора урожая подлежит выделить:
а/ семенной фонд для обеспечения обсеменения площади озимых 1932 года и яровых 1933 года, при чем предусмотреть расширение посевной площади яровых на 25 % <...>;
б/ страхфонд 10 % от семенных фондов на случай возможного пересева в части посевных площадей;
в/ специальный фонд в размере 5 % от валового сбора для снабжения по установленным нормам для престарелых и временно нетрудоспособ
128
ных многосемейных с/переселенцев, которые не могут выработать нужное количество продовольствия для обеспечения своей семьи;
г/ неделимый фонд 5 % от валового сбора на развитие и расширение с/х производства (покупка лошадей, скота, с/х инвентаря и т. п.).
2. Оставшаяся после образования указанных выше фондов часть урожая составляет продовольственных фонд неуставных артелей, рассчитываемый до 1-го сентября 1933 г. исходя из средних норм душевого прод. пайка в 1,5 центн. в год на человека и товарные излишки.
3. Все указанные выше фонды (отдельно продовольственный с товарными излишками и отдельно семенной) хранить в общественных артельных амбарах <...>
4. Вся потребительская часть с/х продукции, подлежащая распределению между членами артели переводится на ценностное выражение (по средним существующим в данном районе заготовительным ценам).
5. Денежная стоимость с/х продукции, подлежащая распределению делится на количество выработанных с/х артелью трудодней, чем определяется денежная стоимость одного трудодня для членов артели, после чего подсчитывается доход каждого члена с/х артели по количеству затраченных трудодней.
6. Оплата доходов отходника, состоящего членом с/х артели[,] производится в зависимости от затраченных им в артели трудодней и аккуратного платежа им в кассу артели 10 % заработка во время отходничества. Отходник — член с/х артели, не имеющий отработанных в артели трудодней, но аккуратно вносящий в артель 10 % своего заработка, снабжается продовольствием за счет образованного с/х артелью специального прод-фонда по установленным потребительским нормам.
7. Выдача дохода члену с/х артели производится после того, как она полностью покроет свои обязательства по созданию указанных в п. 1 фондов. В период уборки — обмолота член неуставной артели имеет право на получение натурального аванса в размере 10-15 % от обмолоченного хлеба, с условным погашением такового в рассрочку до 1 сентября 1933 года. Полное распределение доходов должно быть закончено к 1 февраля 1933 г.
8. В тех случаях, когда учет труда в неуставных артелях не поставлен, распределение доходов производится по едацкому принципу (с учетом, однако, затрат труда члена неуставной артели за текущий период). Выдача полагающегося продовольственного хлеба производится два раза в месяц.
9. В целях дальнейшего стимулирования труда с/п коменданты совместно с уполномоченными с/х артелей, устанавливают с/п, достигшим на артельных работах высоких качественных показателей <...> повышенную норму выдачи продпайка, но не выше 20 кгр. муки и 1,5 кгр. крупы в месяц, за счет снижения норм пайка плохо работающих с/п.
10. Товарные излишки продаются артелями и единоличниками с/п потребкооперации, причем в отличие от общепринятого порядка сдачи их по заготовительным ценам, для с/п в целях стимулирования их труда в дальнейшем, устанавливается:
129
а/ за сдаваемые хлебные излишки уплачивается продажная цена на хлеб местной кооперации, включая нее все расходы по доставке хлеба в данный район;
б/ расчет за стоимость сданных хлебных излишков производится в размере 25 % в счет стоимости деньгами, а остальные 75 % выдаются промтоварами, предметами ширпотреба и хозобихода.
11. С/п, занимающихся с/хозяйством, освободить от взносов в ОГПУ 5 % отчислений от их заработка по с/хозяйству.
12. Для определения излишков в неуставных артелях и у единоличников посевщиков создать районную комиссию <...> При с/п поселках создать поселковые комиссии в составе уполномоченного райкомиссии, поселкового коменданта, зав. многолавкой с привлечением на заседание комиссии уполномоченного данной неуставной артели. Обязать последнюю вокруг вопросов, связанных с реализацией урожая и доходов среди с/п развернуть широко массовую разъяснительную работу.
13. Излишки овса, оставшегося после удовлетворения всех нужд внутренних потребностей, использовать по соответствующим нарядам для удовлетворения фуражных потребностей лесозаготовок.
14. Возврат полученных спецпереселенцами ссуд на семена установить в денежной форме по инструкции КрайЗУ и Сиблага»14.
Столь подробная регламентация распределения урожая и образующихся от экономической деятельности доходов сельскохозяйственных спецартелях не была случайной. Тяжело налаживаемая «сверху» хозяйственная жизнь в комендатурах, проходившая в условиях освоения новых территорий и практически одновременного развертывания как производственной, так и социально-бытовой и культурной инфраструктуры, имела под собой и определенное подкрепление в виде мотивации деятельности трудоспособной части спецпереселенцев. Для основной массы депортированных в Нарымский край летом 1931 г. именно весенне-осенний цикл сельскохозяйственных работ в 1932 г. определял их дальнейшие перспективы и возможности для выживания в экстремальной обстановке. С данной мотивацией труда как средства выживания у репрессированных крестьян связывались и завышенные сезонные осенние ожидания. Из приведенной выше инструкции, между тем, следовало, что распределение урожая и возможных доходов спецпереселенцев предусматривалось производить по жесткой вертикали «сверху вниз»: после сбора урожая зерновых культур вначале формировались целевые фонды (семенной, страховой, специальный и неделимый). Оставшаяся зерновая продукция составляла продовольственный (потребительский) фонд и товарные излишки, подлежавшие реализации по особым процедурам. Основная часть инструкции посвящалась регламентации того, как распределять продфонд и доходы от реализации товарных излишков.
130
Еще не было ясности в том, будут ли излишки, но директивно уже предписывалось создание в районах дислокации комендатур районных и поселковых комиссий. При неналаженном в течение первого сельскохозяйственного года в спецартелях учете количества и качества труда преобладающим становился фактически уравнительный принцип распределения по трудодням и едокам. Директивный принцип распределения урожая и доходов от него распространялся и на единоличников-посевщиков, доля которых среди семей спецпереселенцев составляла в 1932 г. почти две трети (62 %). Как одни (артельщики), так и другие (единоличники) оказались психологически не готовы к принятым властью решениям. Наибольшее недовольство вызывала необходимость передать все зерно, за исключением выданного авансом во время уборки урожая, в общественные амбары, тогда как его последующее распределение между членами артели растягивалось до февраля следующего года. Спецпереселенцы могли рассчитывать только на выдачу продовольственного пайка, и то лишь для трудоспособных членов семьи. Данная ситуация означала чрезвычайную неопределенность в оценках перспектив продовольственной безопасности для каждой крестьянской семьи — артельной или единоличной.
Сохранилась интенсивная переписка (четыре информационных письма за период с 6 по 20 сентября 1932 г.) секретаря Чаинского РК ВКП(б) Осипова с секретарем оргбюро крайкома Беляевских о ситуации в спецпоселках района в связи с начавшейся уборкой урожая зерновых. Осипов весьма откровенно делился многочисленными проблемами, с которыми приходилось сталкиваться впервые и каждый день. В письме от 6 сентября он сообщал, что об излишках хлеба и их хранении говорить рано, «а вот с засыпкой всего хлеба это не так легко сделать»: «<...> единоличники общие амбары строить не будут. Мы обязали строить их на каждом поселке многолавку, т. е. под хлеб продовольственный и фуражный, а РайЗО под хлеб семенной. Будут строить и ремонтировать, но здесь нужны деньги и кроме того это дело громоздкое, много нужно амбаров — вывозить же продовольственный, фуражный и семенной фонд из поселков — будут встречные перевозки и отразится сильно на настроениях, да и куда вывозить — амбаров-то все равно нет»15.
Спустя десять дней Осипов констатировал, что аврал со строительством общественных амбаров уже начал приводить к отрицательным последствиям: «<...> амбары строятся и ремонтируются без всякого технического наблюдения и уже есть такой факт — в Бун-дюрской комендатуре когда в амбар высыпали 1500 пудов ячменя,
131
у этого амбара провалился пол». Далее партфункционер анализировал царившие в спецпоселках настроения, отмечая, что массовыми являются как позитивные настроения (главным образом в артелях), так и отрицательные (прежде всего в среде единоличников). В качестве позитивного примера он привел ситуацию в отдельных артелях, где был получен неплохой урожай и комиссии сделали предварительные подсчеты излишков, реализация которых может дать до 300 руб. на трудоспособного члена артели. Осипов вполне резонно полагал, что успех артельного хозяйствования позволит вскоре обеспечить массовый приток в спецартели единоличников.
Однако затем секретарь райкома цитировал и «прямо контрреволюционные речи», причем и членов артелей: «Мы думали, что поедим вволю, а оказывается нужно заготовить мох и гнилушки, т. к. пайка не хватит»; «Надо раздать хлеб на руки, иначе с голоду подохнем — не дадут нам хлеба, не будем работать»; «Где мы будем чего брать, разутые, раздетые — ботинки — 30 руб., скажут что я лодырь, а я бос и голодный»; «Только появился хлеб, нас снова удивили — если бы мы были на своих старых местах, хлеб не был бы 150 руб. пуд»; «Если имеете право, берите хлеб силой, а я ссыпать его не буду, почему не делается как говорил Ленин "Крестьянин у хлеба — должен есть хлеба вволю"»16.
20 сентября 1932 г. секретарь Чаинского РК Двоеглазов в письме в крайком отмечал, что «настроение с/переселенцев в большинстве остается здоровым, особенно по неуставным артелям, большинство членов артели в своих выступлениях дают решительный отпор отрицательным настроениям, происходящим со стороны отдельных единоличников»17. Совершенно очевидно, что райкомовский работник использовал в письмах «наверх» стандартный бюрократический отчетный «новояз», построенный на штампованных схемах «свои -чужие, союзники — противники». Противопоставление «здоровых» настроений «отрицательным», а артельщиков — единоличникам становилось здесь обыденным, а от многочисленных повторений в обязательных сводках, которые райуполномоченные, направленные на время уборки урожая в спецпоселки, посылали каждые пять дней в райком партии, штампы и схемы приобретали осязаемость и реальность. Единоличник начинал превращаться едва ли не в «контрреволюционера»: «Есть в отдельных неуставных артелях попытки со стороны отдельных членов и единоличников к разложению артелей. Все это говорит о проявлении активности контрреволюционной верхушки»18. Между тем, приведенные в данном письме высказывания конкретных, а не анонимных лиц свидетельствовали не о «контр
132
революционности», а о желании спецпереселенцев хозяйствовать в привычных формах: «Например, в пос. Чернышевка с/п Репин на собрании заявил: "Мы не хотим жить в бараках, работаем и не знаем на кого. Если бы дали нам возможность жить так[,] как мы жили дома, то этот план ерунда — мы не такие планы выполняли"»19. Таким образом, в первый период пребывания и адаптации крестьянских семей к условиям спецпоселения возникла острая коллизия, имевшая не только организационно-производственный, но и психолого-поведенческий характер, между прививавшимися спецпереселенцам «сверху» установками на государственный патернализм (артельная форма) и стремлением крестьян к сохранению традиционных единоличных форм труда и быта. Однако если патернализм грозил развитием иждивенчества, то «персонализм» единоличников был изначально тупиковой траекторией в условиях спецпоселений (даже отходничество должно было быть санкционировано комендатурой).
Согласно докладной записке начальника ГУЛАГ М.Д. Бермана руководству ОГПУ «Об освоении спецпереселенцев в Нарыме» от 1 ноября 1933 г. устоявшиеся принципы распределения урожая и доходов в нарымских спецартелях выглядели летом 1933 г. следующим образом:
«ПРИНЦИПЫ РАСПРЕДЕЛЕНИЯ УРОЖАЯ И ДОХОДОВ. В течение двух лет урожай с/переселенцев и доходы, получаемые от сельского хозяйства[,] распределяются так:
Из валового сбора урожая в первую очередь засыпаются:
а) семенной и страховой фонды, потребные для обсеменения посевной площади будущего года;
б) фонд на возврат взятой с/переселенцами семссуды;
в) неделимый 10 % фонд, идущий на дальнейшее развитие и расширение с/х производства;
г) специальный продфонд, не превышающий 5 % от валового сбора на снабжение за плату по установленным нормам временно нетрудоспособных, старательных-многосемейных с/переселенцев, не обеспечивающих всю свою семью от выработанных трудодней продовольствием.
Оставшаяся после засыпки указанных фондов сельхозпродукция распределяется между с/переселенцами в соответствии с количеством и качеством выработанных каждым трудодней.
Причитающийся к выдаче доход с/переселенцев хранится в общественных хранилищах и выдается по указанным выше нормам в виде продпайка один раз в два м-ца. Продовольственные излишки (разница между причитающимся доходом по трудодням и установленной нормой душевого потребления) сдаются снабженческой организации ОГПУ по местным продажным ценам. За сдаваемые излишки с/переселенцы получают 50 % деньгами и на 50 % промтоваров.
133
С/переселенцам, достигшим на с/хоз. работах высоких качественных показателей[,] допускается повышенная норма выдачи хлеба, не превышающая 2,5 центнеров (15 пудов) в год за счет снижения нормы выдачи лодырям»20.
Осень 1933 г. внесла определенные коррективы в прошлогоднюю практику распределения урожая и доходов от него. Так, среди первоочередных отчислений появились новые: обязательные засыпки зерна в фонд на возврат взятой в предыдущие годы у государства семенной ссуды. Увеличились вдвое (с 5 до 10 %) размеры засыпки зерна в неделимые фонды. Что касается поощрительных норм выдачи хлеба хорошо работавшим переселенцам, то по сравнению с 1932 г. (около 240 кг) эта норма практически не увеличилась (250 кг). Основное же организационно-хозяйственное противоречие в комендатурах на начальном его этапе по-прежнему состояло в том, что сельскохозяйственное производство базировалось на двух основах (артельной и индивидуальной). На момент сбора урожая 1933 г. в артели уже входило более половины семей, трудом которых обрабатывалось до Уз посевных площадей; оставшаяся треть посевов зерновых обрабатывалась усилиями индивидуальных хозяйств. Однако в дальнейшем собранный урожай, в т. ч. произведенный в единоличном секторе, фактически отчуждался от работников, концентрировался и распределялся аппаратом комендатур, что порождало конфликтные ситуации по поводу невозможности производителей влиять на распоряжение произведенной ими сельхозпродукцией. Обратной стороной зависимости крестьян-спецпереселенцев от государства стало распространенное убеждение в том, что государство обязано обеспечивать снабжение переселенцев продовольствием на определенном потребительском уровне при всех обстоятельствах.
Весной 1934 г. ГУЛАГ выпустил для аппарата спецпоселений распоряжение о принципах распределения в спецартелях будущего урожая. В нем, в частности, отмечалось: «...Каждый спецпереселенец, член сельхозартели и единоличник должен твердо знать и помнить, что полученное им при распределении урожая количество сельхозпродуктов (хлебное и крупяное зерно, картофель, овощи и фуража для продуктивного скота) должно хватить ему до нового урожая.
СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЫ, ИЗРАСХОДОВАВШИЕ ПОЛУЧЕННЫЕ ИМИ СЕЛЬХОЗПРОДУКТЫ РАНЕЕ ЭТОГО СРОКА НИКАКОЙ ПОМОЩИ ПРОДОВОЛЬСТВИЕМ ОТ ГОСУДАРСТВА ПОЛУЧАТЬ НЕ БУДУТ <...> ЧЛЕНЫ НЕУСТАВНЫХ С/Х АРТЕЛЕЙ, НЕ ВЫРАБОТАВШИЕ В ТЕЧЕНИЕ ГОДА ДОСТАТОЧНОГО ДЛЯ СВОЕГО ПРОКОРМЛЕНИЯ ТРУДОДНЕЙ ПО НЕРАДИВОСТИ, ЛОДЫРНИЧЕСТВУ, НИКАКОЙ ПОМОЩИ ОТ ГОСУ-
134
ДАРСТВА НЕ ПОЛУЧАЮТ» (выделено в документе. - С. К.). Этот документ содержал и рекомендацию сокращать расходы на управленческий аппарат, но за счет спецпереселенцев: «Учитывая, что во многих комендатурах ОГПУ и неуставных с/х артелях административно-управленческий аппарат, укомплектованный из спецпереселенцев, чрезвычайно велик, что ложится бременем на неуставные с/х артели, так как эта категория спецпереселенцев за свою работу получает зарплату, исчисляемую в трудоднях, Вам надлежит принять меры по сокращению этого аппарата до минимума, переводя сокращенных спецпереселенцев на основные сельскохозяйственные работы в артелях»21.
Статистика карательных органов отразила тенденцию роста количества спецартелей и численности их членов в Нарымском крае. Так, в начале 1932 г. в нарымских комендатурах насчитывалось 78 артелей (8992 чел., или 5,5 % от общей численности спецпереселенцев), в конце года — 146 (20 110 чел., 13,3 %), а в начале августа 1933 г. — 386 (66 649 чел., 59,6 %). В сфере кустарных промыслов к лету 1933 г. было организовано 192 артели, объединявшие 7384 чел.22
В отчетном докладе от 5 февраля 1938 г. начальник Отдела труд-поселений (ОТП) УНКВД по Новосибирской области И. И. Долгих так характеризовал обстановку первого периода карательной колонизации региона:
«Кооперирование трудпоселенцев прошло сквозь этап ожесточенной борьбы и саботажа со стороны значительной части контингента, переходившей в отдельных случаях в открытое сопротивление (Галкинское восстание).
В отношении особо злостных противников кооперирования были приняты меры к их изоляции, а также переселения в отдельные комендатуры — Александровскую и Васюганскую.
Положительное значение в деле кооперирования имело досрочное восстановление в правах трудпоселенцев, показавших в условиях общественного труда наличие трудовых навыков и сознательное отношение к коллективному труду.
К фактам, отрицательно влиявшим на кооперирование, необходимо отнести то обстоятельство, что среди трудпоселенцев имелась уверенность возвращения в прежние места расселения по окончании 3-5 лет нахождения в трудпоселках. Эта уверенность рассеялась только по прошествии значительного времени, после чего трудпоселенцы активно стали заниматься своим хозяйством и вступать в артели. Таким образом, сочетание административного воздействия к особо злостным противникам коллективного труда с политико-просветительной работой среди контингента и особенно молодежи, неуклонно давало положительные результаты. Кроме того, освоение тайги в условиях севера показывало все преимущество артельного труда, что также способствовало развитию кооперирования»23.
135
Удовлетворенность высокопоставленного чекиста результатами деятельности комендатурной системы по созданию сети неуставных артелей, хозяйствовавших достаточно успешно, имела под собой вполне понятное ведомственное корпоративное основание. Спецартели оказывались удобным и отлаженным механизмом, где все стадии — от производства до распределения произведенной продукции были подконтрольны аппарату комендатур и управляемы им. Однако за пределами чекистской логики оказывалась суровая экономическая реальность. По данным, которыми оперировали сами чекисты для внутренних целей, результаты аграрной деятельности нарымских спецпереселенцев свидетельствуют о том, что, хотя спецартели и производили сельхозпродукцию, она в значительной мере шла на потребление внутри комендатур. Так, хлебный баланс нарымских спецартелей в конце 1933 г. выглядел следующим образом: из собранных примерно 2 млн. пуд. зерна около 0,6 млн. пуд. шли как отчисления в обязательные фонды (страховой, семенной, неделимый). Оставшаяся часть урожая (до 70 %) направлялась на потребительские нужды24. Предпринятая государством в 1934 г. попытка взимать со спецпереселенцев ссудные задолженности, налоги и платежи поставила под сомнение способность спецартелей сохранить даже такой крайне скудный потребительский фонд. В связи с этим 22 марта 1935 г. руководство ГУЛАГ направило наркому внутренних дел Г. Г. Ягоде справку о том, что нарымские спецартели не в состоянии будут выполнить государственные обязательства в 1935 г. Для выполнения государственного плана и всех налоговых обязательств и задолженностей они должны были произвести более 14 тыс. т зерна, тогда как в 1934 г. ими было собрано только около 10 тыс. т зерна. Руководство НКВД сумело добиться от правительства отсрочек по выплатам и списания с артелей отдельных задолженностей25. Сказанное выше свидетельствовало о том, что комендатурная экономика была весьма уязвимой и требовала непрерывной ведомственной защиты от других звеньев государственной машины (налоговых, финансовых и других контрольных структур). Ниже рассматривается межведомственный конфликт финансового и карательного ведомств вокруг и в связи с функционированием комендатурной системы в нарымских спецпоселках сельскохозяйственного типа.
3.4. Нарымские спецпоселки глазами московского инспектора М. Е. Портнянского (1936 г.)
Середина 1930-х гг. оказалась своеобразным рубежом в истории системы крестьянских спецпоселений. Попытка чекистского руководства использовать ситуацию глобальной «чистки» приграничных территорий, режимных местностей, крупных городов от маргиналь
136
ных, «социально-опасных» и «вредных элементов» для тиражирования признанного удачным опыта создания в начале 1930-х гг. сети «кулацких» поселений потерпела в 1933 г. очевидный провал. Это заставило отказаться от экстенсивного варианта штрафной колонизации необжитых восточных территорий страны и по-новому взглянуть на перспективу крестьянской ссылки в рамках уже сложившегося лагерно-комендатурного комплекса. После того как в начале 1935 г. ЦИК СССР было принято принципиальное решение о прикреплении спецпереселенцев к поселкам (с запрещением права выезда из территории, подконтрольной комендатуре, даже в случае восстановления в гражданских правах), руководство НКВД всерьез озаботилось проблемой «разгрузки» своего ведомства от руководства хозяйственно-производственными функциями в аграрно-промысловой сфере (спецартели), сохранив за собой только режимные функции. На этот путь подталкивала практика использования принудительного труда крестьян в других секторах экономики (промышленность, строительство, транспорт), где отказ карательных органов от регулирования производственной деятельности спецпереселенцев давал ожидаемые результаты: «бывшие кулаки» превращались в «постоянные кадры» лесных, строительных, горных и др. рабочих; коменданты не отвечали за производственный процесс и его результаты, а штат комендатур содержался за счет стабильно поступавших 5 %-ных отчислений от заработков переселенцев.
Как показывает анализ документов, первая серьезная попытка передачи спецартелей в ведение гражданских хозяйственных органов была предпринята чекистами во второй половине 1935 г., когда над решением данного вопроса работала межведомственная комиссия под руководством зам. председателя СНК РСФСР Д. 3. Лебедя1. В частности, из текста письма Д. 3. Лебедя от 15 августа 1935 г. в СНК СССР об изменении административно-хозяйственного управления трудпоселками следовало, что комиссией подготовлен «проект постановления о передаче трудовых поселений из ведения НКВД в ведение СНК республик, краевых и областных исполкомов», обязывавшее «принять к 1 января 1936 г. в свое ведение полностью административно-хозяйственное и культурное обслуживание трудовых поселений, находившихся до настоящего времени в непосредственном ведении Наркомвнудела».
Всего в масштабах страны предполагалось передать в ведение республиканских, краевых и областных исполнительных органов власти 1797 трудовых поселений «с общим контингентом в 459 675 чел., охваченных 1245 неуставными сельско-хозяйственными артелями.
137
Вся уборочная площадь в трудовых поселениях в 1935 г. составляет свыше 383 тыс. га. Неуставные сельско-хозяйственные артели труд-поселенцев обслуживаются 18 МТС, в которых имеется 660 колесных тракторов, 10 гусеничных тракторов, 87 грузовых автомашин и 32 комбайна. В артелях имеется свыше 40 тыс. голов рабочего скота и около 92 тыс. крупного рогатого скота. Медико-санитарная сеть в трудовых поселениях составляет 187 больниц и заразных бараков и 709 амбулаторий. Школьная сеть составляет 1514 школ всеобщего обучения и 136 школ и курсов профтехнического образования». Согласно данному проекту Сельхозбанк СССР должен был принять в свое ведение от НКВД СССР «все операции по ссудам, выданным на нужды трудпоселенцев за время с 1931 по 1935 г. включительно. К настоящему моменту задолженность трудпоселенцев по ссудам, выданным в 1931-32 гг., составляет 11 704 тыс. руб., по ссудам, выданным в 1933-34 г., — 39613 тыс. руб., всего свыше 51 мил. руб.».
В целях более «мягкого» вхождения спецсектора в колхозную систему и «стимулирования дальнейшего роста обобществленного сельского хозяйства в трудовых поселениях» комиссия признала целесообразным предоставить неуставным сельскохозяйственным артелям трудпоселенцев ряд льгот по обязательным государственным поставкам сельскохозяйственных продуктов. При этом комиссия установила «освобождение посевов этих артелей, производимых на свежекорчуемых землях, от обязательных государственных поставок на 2 года (вместо 3-х лет по проекту НКВД), ввиду того, что соответствующая льгота постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 9.VIII—1935 г. № 1756 предоставляется колхозам также на срок не свыше 2-х лет.
В тех же целях проектируется продление сроков погашения ссуд, выданных из госбюджета неуставным сельско-хозяйственным артелям на сельско-хозяйственное устройство и на жилищное строительство — до 31 декабря 1937 г. по ссудам, выданным в 1931-1932 гг., и до 31 декабря 1939 г. по ссудам, выданным в 1933-34 гг.»2
Внимание к проблеме спецпереселенцев на партийно-государственном уровне было продиктовано несколькими обстоятельствами. С одной стороны, как отмечалось выше, руководство НКВД СССР настойчиво ставило вопрос об изменении организационно-хозяйственного статуса спецпоселений, полагая в основном решенной задачу закрепления ссыльных крестьян в местах их вынужденного размещения и потому считая возможным передачу всех своих функций, за исключением режимных, соответствующим государственным органам
138
в местах крестьянской ссылки. С другой стороны, сами государственные структуры, в частности финансовые, испытывали потребность в более эффективном контроле над расходованием средств, отпускаемых для содержания системы спецпоселений. Требовалась фактическая инвентаризация, которая позволила бы оценить ситуацию в целом, начиная с состояния «ссудного портфеля». По сведениям Сельскохозяйственного Банка (Сельхозбанка) СССР, только на кредитование деятельности спецартелей за период с 1933 по 1936 гг. через банк было отпущено около 130 млн. руб.3 Поскольку кредитные потоки шли из бюджета через разные наркоматы, использовавшие труд переселенцев (более десятка, в т. ч. НКТП, НКЛес и др.), то Сельхозбанку предстояла трудная работа по выявлению ссудных задолженностей (возвратных кредитов) системы спецпоселений и разработке механизма их погашения. Хозяйственные наркоматы обязывались выдавать банку гарантийные обязательства на сумму задолженностей. При этом одним из основных гарантов возврата взятых кредитов оказывался НКВД, в ведении которого находилась основная масса спецартелей. Весной 1936 г. в места концентрации последних был направлен ряд эмиссаров (инспекторов) банка с целью разобраться в реальном положении дел в сфере финансирования спецартелей, состоянии их экономической деятельности и перспективах ликвидации накопленной за несколько лет ссудной задолженности государству. Одним из эмиссаров стал главный инспектор Правления Сельхозбанка СССР М. Е. Портнянский, находившийся в двухмесячной командировке в Новосибирске, а затем в нарымских комендатурах. В делопроизводстве банка сохранились его конфиденциальные письма и телеграммы управляющему М. В. Выносову за период с 20 апреля по 23 июня 1936 г.
Информативность данных документов весьма высока, поскольку, имея широкие полномочия в сфере урегулирования с краевыми органами вопроса о многомиллионной задолженности спецартелей Западно-Сибирского края банку и выработке механизмов ее погашения, автор должен был каждое предлагаемое им самим или чекистами решение согласовывать с руководством банка, то же делали чекисты по линии НКВД. В результате переговоры, длившиеся несколько недель, периодически заходили в тупик, межведомственные интересы требовали поиска компромиссов и недюжинных, почти дипломатических способностей от самого финансиста. В одном из писем М. Е. Портнянский грустно пошутил, что если командировка окончится благополучно, «то можно будет мне идти в помощники
139
к ЛИТВИНОВУ [нарком иностранных дел СССР. - С. К.]»4. Письма прекрасно передают атмосферу чекистского прессинга, когда спецорганы, работавшие в условиях закрытости своей финансовой отчетности, с крайней неохотой шли на «внешнюю» проверку. Так, после завершения первых предварительных переговоров по определению суммы реальной задолженности ОТП банку М. Е. Портнянский, отправив об этом телеграмму, написал 20 апреля М. В. Выносову: «Я считаю, что большего получить, чем указано в моей телеграмме, нам не удастся, тем более, что поддержки здесь я ни от кого не получу»5. Будучи опытным финансистом, Портнянский быстро обнаружил, что финансовая отчетность в Отделе труд(спец)поселений в Западной Сибири велась бессистемно и крайне небрежно, а учет ссудной задолженности находился в хаотичном состоянии. Начав проверку с состояния документации по ссудам, выданным в 1931 и в 1932 гг., возврат которых должен был взять на себя ОТП, обе стороны столкнулись с невозможностью оперативного решения вопроса, о чем Портнянский проинформировал свое руководство в письме от 29 апреля 1936 г.: «Дело в том, что обязательства по этой ссуде хранятся в филиалах Банка, многие обязательства дефектны и с пропущенной давностью, многие заемщики умерли и бежали. ОТП может принять лишь реальную задолженность, а для того, чтобы установить сумму реальной задолженности по ссудам 1931-32 г.г.[,] требуется проведение инвентаризации, на что потребуется несколько месяцев, а потому по предложению т. КАРУЦКОГО [нач. УНКВД Запсибкрая. — С. К.] этот вопрос оставлен открытым до нашего возвращения из Нарыма»6. В том же письме он красноречиво описывал другую спорную ситуацию — о размерах и составе т. н. безнадежной задолженности в сумме около 7 млн. руб.: «Я потребовал от ОТП предъявления мне для проверки всех первичных документов по этой семи миллионной безнадежной задолженности. Ознакомление с этими документами вызвало у меня сомнение в правильности этой суммы. Сумма эта получалась из данных инвентаризации задолженности н/уставных артелей и единоличников трудпоселенцев, куда, как я установил, входит 1) часть ссуд, выданных в 1931-32 г.г. и числящихся на балансе Сельхозбанка (через Райзо), 2) ссуды, выданные Сельхозбанком в 1933-1934 г.г. через ОТП и 3) ссуды за счет собственных средств ОТП. Если это мое предположение верно, то положение с семи миллионами в корне изменится. Сейчас бухгалтерский аппарат ОТП усиленно работает над сверкой этой задолженности <...> Задолженность эта подтверждается годовым отчетом
140
ОТП за 1935 г., а поэтому, если отправим это дело в арбитраж, то обеспечены выигрышем»7. Через две недели проверок и переговоров вокруг соотношения сумм по общей, безнадежной и реальной задолженности, позиция Портнянского смягчилась, поскольку чекисты взяли на себя решение в Москве проблемы списания с ОТП безнадежной задолженности. 14 мая 1936 г. в очередном письме в Москву финансист сообщал:
«Всего задолженности за ОТП Запсибкрая на 1 января 1936 г. числится 16 841 т. р. Согласно справки № 5[,] банковская ссуда использована для кредитования не только с/х. артелей, но и единоличников[,] и не только в порядке долгосрочных ссуд, но и краткосрочных. Между тем, как я Вам уже писал, согласно инструкции 1933 г. ссуды должны выдаваться лишь с/х. артелям, а не единоличникам[,] и только долгосрочные, а не краткосрочные. Лишь 6348 т. р. выданы в соответствии с инструкцией 1933 г.
В общей сумме ссудной задолженности, как видно из этой же справки № 5, числится безнадежной задолженности 7022 т. р. Прохождение этой безнадежной задолженности видно из письма от апреля прошлого года ОТП и конторы ЗСК в адрес Сельхозбанка и ГУЛАГа. Почти вся сумма безнадежной задолженности образовалась от питания и снабжения т/поселенцев в период их нахождения в пути до нового местожительства и до вступления их в члены н[е]/уст[авных] артелей, причем ссуды эти выдавались сроком до шести месяцев, но не долее уборки первого урожая. Банк же выдавал ОТП ссуды лишь долгосрочные сроком до 4-х лет.
Одно то, что безнадежная задолженность образовалась из краткосрочной ссуды и в основном из расходов на питание т/поселенцев до вступления их в члены н[е]/устав[ных] артелей, говорит за то, что эта безнадежная задолженность никакого отношения к Сельхозбанку не имеет»8.
После труднейших переговоров с чекистами M. Е. Портнянский выехал в середине мая 1936 г. в нарымские комендатуры в сопровождении зам. начальника ОТП И. И. Долгих, помощника начальника финотдела ОТП Сергеенко и инспектора ГУЛАГ Попова. Находясь в стрессовой ситуации и сталкиваясь с бесконечной чередой финансовых нарушений и приписок, московский фининспектор ожидал столкновения с очередными «потемкинскими деревнями». Однако то, что он увидел в комендатурах (а конкретные комендатуры он, во избежание «очковтирательства» со стороны руководства ОТП, выбирал сам), повергло его в удивление, которое вылилось в письмо, где смешались эмоции и сухие цифровые выкладки (приводится полностью):
141
Письмо главного инспектора Правления Сельхозбанка СССР М. Е. Портнянского председателю Правления банка М. В. Выносову об обследовании неуставных артелей Нарымского округа
26 мая 1936 г.
Не подлежит оглашению
Михаил Васильевич!
Я пока обследовал три артели — Колпашевской учкомендатуры. Завтра выезжаю в Тоинскую учкомендатуру.
Среди дикой тайги Нарыма в 800 тыс. кв. метров созданы прекрасные хозяйства, которые могут служить образцом для всех виденных мною колхозов и совхозов.
Почти все эти хозяйства разбросаны по тайге вдали от центральной водной магистрали[,] и чтобы добраться до некоторых из них приходится помимо траты по несколько дней, прибегать ко всем видам транспорта: пароход, катер, лодка, обласок, верхом и пешком.
В артель «Колос» мы поехали из Колпашево на катере, затем пересели на лодку, оттуда на обласок и далее до артели пешком, 5 километров.
Всего населения в Нарыме немного более 300 тыс. человек, из них около двух третей трудпоселенцев.
Богатства Нарыма лесом, химпродукцией, мехами, рыбой неисчерпаемы. Развитие этих отраслей хозяйств, в частности животноводства, отстает еще от дореволюционного.
Урожайность пшеницы и ржи 16-18 центн.
Край этот весьма богатых перспектив и отсюда понятно, какое государственное значение имеет закрепление трудпоселенцев на постоянное жительство в новых хозяйствах. В первые годы организации трудпосе-ленческих артелей все внимание было сосредоточено на создании обобществленного хозяйства, в ущерб личным интересам трудпоселенцев. С 1935 года началось улучшение материального положения самих трудпоселенцев путем повышения стоимости трудодня.
Трудпоселенцы в настоящее время восстанавливаются в гражданских правах. Есть уже целые артели, полностью восстановленные.
Это, если не будет создано условий для добровольного прикрепления основной массы жителей Нарыма — трудпоселенцев, может вызвать стремление последних уехать из Нарыма и многомиллионные государственные средства, вложенные в хорошо организованное новое хозяйство, как и все богатство округа, останутся неиспользованными.
Этими соображениями я руководствовался при даче нижеуказанных заключений по обследованным трем неуставным артелям, в части погашения ими своей задолженности по просроченным и срочным 1936 года ссудам. Обследование неуставной артели «Новая жизнь» Первомайской пос[елковой] комендатуры показало:
142
1) что доходная часть сметы должна быть увеличена на 27 тыс. рублей, в том числе 5 тыс. рублей от доходов на стороне и от прочих поступлений, 15 тыс. руб. от ликвидации дебиторов и 7 тыс. руб. от животноводства.
2) Производственным заданием комендатуры намечено на конец 1936 г. иметь 273 гол. овец и 21 гол. крупного рогатого скота, фактически будет к концу года 500 гол. овец или увеличение на 217 гол. и 32 гол. круп, рогатого скота или увеличение на 9 коров, общей стоимостью в 12 тыс. рублей.
3) Приходится на трудодень:
Фактически] в 1935 г.
По плану в 1936 г.
Денег
30 к.
65 к.
Зерна
4,2 кг
8,5 кг
4) Задолженность артели Сельхозбанку по просроченным ссудам 44,8 тыс. руб. и срочным 1936 г. — 4,9 тыс. руб., а всего 49,7 тыс. руб.
Намечено по плану погасить 5 тыс. руб., а с поправкой, согласно пункту 1-го / 5-19 <...>*24 тыс. руб.
5) Для полного погашения задолженности по просроченным ссудам и ссудам со сроком платежей в 1936 г., артели не хватает 25,7 тыс. руб. Эта сумма может быть покрыта за счет сокращения выдачи денег на трудодень из 65 коп. до 40 коп., против 30 коп. в 1935 г.
Обследование неуставной артели "Колос" той же учкомендатуры показало:
1) Число хозяйств в 1935 г. было 102, а в 1936 г. 82.
2) Число трудодней начислено в 1935 г. 45,7, а на 1936 г. намечено 51,4, увеличение на 12,5 %.
3) Должно быть дополнительно внесено в приходо-расходную смету: от реализации 2-х производителей - 7 тыс.
от других поступлений от животновод._~_3,7 «
10,7 «
Должно быть исключено из сметы: покупка 3 лошадей — 3,6 «
Всего - 14,3 «
В том числе — 11,3 т. руб. на кап/вложение и 3 т. р. на погашение краткосрочной ссуды.
4) Задолженность по краткосрочным ссудам составляет 22 т. руб. Из них погашаются по плану — 18 тыс. руб. плюс 3 тыс. руб. / п. = 21 тыс. руб.
5) Задолженность по долгосрочным ссудам составляет 79 т. руб., из них погашается по плану 4 тыс. руб. и + 11,3 тыс. руб. / п. = 15,3 тыс. руб.
Остается задолженность по долгосрочным ссудам 54,7 тыс. руб. А всего долгосрочной и краткосрочной ссуды — 66,4 тыс. руб.
6) Натуральная и денежная стоимость трудодня:
Фактич. в 1935 г.
По плану в 1936 г.
зерном
3,67 кг.
5,67 кг.
деньгами
14,3 коп.
30 коп.
Неразборчиво.
143
7) Валовый доход:
1934 г.
1935 г.
1936 г.
1-го хозяйства
261
739
1337
1-го трудоспо-
собного
116
332
577
1-го едока
60
177
311
8) Чистый доход:
На хозяйство
—
218
530
На трудоспособного
—
98
239
На едока
52
129
9) Чтобы не приостановить *би в дальнейшем1* значительный рост обобществленного хозяйства и доходности членов артели (более чем вдвое против прошлого года)[,] артель нуждается в пролонгации ее ссудной задолженности 56,2 тыс. руб. сроком на 2-3 года.
Обследование неуставной артели "Объединение" той же учкоменда-туры показало:
1) Всего хозяйств в артели 55, артель организована в 1934 г.
2) Следует изменить приходо-расходную смету:
а) расходную часть сократить**г:
покупка кормов на - 1,4 тыс. руб.
строительство - 1,7 « «
капремонт - 1,4 « «
Итого - 4,5 тыс. руб.
б) приходную участь увеличить:
от реализации] скота чл[енов] артели - 0,1 тыс. руб. от реализации льна - 2,0 « «
от заготовок дров -1,2 « «
от животноводства - 7,7 « «
Итого - 11,0 тыс. руб.
А всего — 15,5 тыс. руб.
Приходится на трудодень:
1935 г.
1936 г.
зерновых
0,7
4,4 1,7
крупяных
-
картофеля
1,6
3,0
деньгами
54 к.
98 к.
Валовый доход:
на 1 хозяйство
782
1600
на 1 трудоспособного]
464
960
на 1 едока
188
380
Чистый доход:
на 1 хозяйство
252
647
на трудоспособного]
149
391
на едока
60
156
б'в Вписано над строкой от руки. г Слово вписано от руки.
144
6) Задолженность артели на 1 апреля 1936 г.: Всего _Просроч[еннь
Просроченных] и срочн[ых] 1936 г.
СХБанку
ОТП
Долгосрочных 19,6 19,6
Краткосрочных]_80,0_22,6
57,4
Всего 99,6 42,2
57,4
7) Задолженность артели по ссудам в 99,6 тыс. руб. может быть покрыта за счет предусмотренной в плане для этой цели суммы 13,4 тыс. руб. плюс выявленных (п. 3) 15,5 тыс. руб., а всего 28,4 тыс. руб.
8) Остальная непокрываемая часть ссудной задолженности] в 7,7 тыс. руб. может быть покрыта с учетом значительных доходов артели от подсобных предприятий и возможности развития животноводства в течение двух — трех лет, не приостанавливая значительный рост обобществленного хозяйства артели и стоимости трудодня.
О всем этом акта обследования не составлял и ни с кем не делился, так как не знаю[,] будет ли Вами одобрена моя точка зрения, а следовательно, и выводы по обследованию артелей или нет.
Так как не знаю через сколько времени получите это мое письмо и где я в то время буду, то прошу Вас Ваш ответ обязательно мне сообщить по телеграфу по адресу: Колпашево, Запсибкрая, Сельхозбанку, откуда мне его передадут.
По окончании работы в Нарыме я должен буду докладывать о результатах обследования Нарымскому Окружному комитету партии, а поэтому Ваш ответ с установкой мне крайне необходимо получить к моменту моего доклада Окружкому.
Контора мне телеграфировала, что 17/V послано мне в Колпашево Ваше директивное письмо. Этого письма до сих пор не получил.
С коммунистическим] приветом Портнянский
г. Колпашево 26 мая 1935 г.9
Завершая свой затянувшийся вояж по комендатурам, благодаря которому удалось запустить механизмы погашения срочных задолженностей спецартелей банку через ОТП, а также принципиально договориться об инвентаризации задолженности прошлых лет, М. Е. Портнянский понимал, что инерционность карательной системы велика, и следует торопиться, о чем писал 23 июня 1936 г.:
«Нам крайне необходимо, чтобы инвентаризация задолженности артелей была проведена не только в сжатые сроки, но как можно лучше, как по расчетам с Сельхозбанком, так и по расчетам с комендатурами, ибо без хорошо проведенной инвентаризации нам трудно будет правильно произвести передачу ОТП задолженности артелей и единоличников, с одной стороны, и, что не менее важно, необходимо добиться уже сейчас,
145
на основе инвентаризации, реальности ссудного портфеля самих уч. комендатур, с другой, ибо, как надо полагать и что несомненно вытекает из проекта конституции, еще к концу текущего года весь ссудный портфель ОТП, в том числе и переданный нами, будет затем передан нам, т. к. артели превратятся в колхозы. И если мы не добьемся хороших результатов от этой, вторичной инвентаризации, то повторится, возможно, и еще в худшем виде то, что имело место при передаче Райзо нам ссудной задолженности [19]31-33 гг., ибо не будет такого организованного хозяина, как комендатуры»10.
«Личное» письмо М. Е. Портнянского завершалось совершенно прозаическими суждениями, передающими настроения человека, исполнившего свой долг перед организацией: «За эти три месяца я до отказа оборвался и нуждаюсь в отпуске, должен отчитаться в авансовых суммах, тем более что у меня имеются непредвиденные расходы, так например, по окончании нашей работы я в Колпашеве пригласил участников на ужин, который обошелся в 1300 рублей. Правда, я сэкономил в 2 раза больше на транспорте. Затем, и что самое главное, необходимо обменять партбилет»11.
Примечательно, что проблема погашения ссудной задолженности спецартелей Западной Сибири государству приобрела летом 1936 г., по сути, политическую окраску, перейдя с межведомственного на правительственный уровень. Руководство НКВД СССР в лице зам. наркома Г. Е. Прокофьева в письме в СНК РСФСР от 15 августа 1936 г. представило свои расчеты, показывавшие, что погасить ссудные кредиты в полном объеме и в ранее назначенные сроки (до конца 1937 г.) без угрозы подрыва пока еще неустойчивой экономики трудпоселений невозможно. Более того, по мнению чекистов, требовалось применить к трудпоселенцам в Нарымском крае ряд дополнительных льгот:
«Трудпоселенцы осваивают под сельское хозяйство болотно-таеж-ные районы Нарыма и близлежащие необжитые окраины, производя на занимаемых землях сплошную раскорчевку, осушение болот, постройку поселковых и полевых дорог, что связано с значительными капиталовложениями и медленной их окупаемостью. После 5 лет освоения земельных фондов на 1 семью приходится всей земли 4.2 гектара, из которых под посевами занято по 2.3 гектара на одно хозяйство.
После выполнения государственных хлебопоставок и натуроплаты МТС, урожай с этой площади удовлетворяет только потребность трудпоселенцев в продовольствии, в семенах и фураже для скота. Товарных излишков почти не остается. Трудовые поселения, расположенные в наиболее северных районах Нарыма — Александро-Ваховском, Карга-сокском по реке Васюгану, производят посевы зерна в незначительном количестве и пользуются завозным хлебом.
146
От животноводства трудпоселенцы товарных излишков не имеют, так как их стадо комплектуется преимущественно из молодняка, завозимого в Нарым из других районов.
На одну семью приходится в среднем: Крупного рогатого скота, включая молодняк -1.1 головы В том числе коров - 0.48 «
овец и коз - 0.60 «
свиней и поросят - 0.37 «
Низкая обеспеченность скотом вызывает необходимость оказать помощь животноводству трудпоселенцев отпуском в 1936 г. долгосрочного кредита до 500.000 рублей и освободить на 2 года от госпоставок мясомолочных продуктов и шерсти.
Для выполнения предложения НКФина СССР и Сельхозбанка о погашении ссудной задолженности в 1936 и 1937 году потребовалось бы распродать скот, семенные запасы и другие средства производства и этим подорвать сельское хозяйство трудпоселенцев*.
Учитывая экономическое положение неуставных с/х артелей трудпоселенцев, считаю необходимым пролонгировать платежи по ссудам до 1941 года.
Необходимо также по аналогии с трудпоселенцами Казахстана списать задолженность в сумме 7.022.000 руб., числящуюся за умершими, бежавшими, переданными в лагеря и в инвалиддома трудпоселенцами, как безнадежную. <...>
Заявление Сельхозбанка в письме СНК СССР о причитающихся ему 2.255.100 руб., взысканных с трудпоселенцев Отделом Трудовых Поселений УНКВД по Западной Сибири и оставленных в его обороте — не соответствует действительности. Комендатуры Нарыма получили в 1935 г. от трудпоселенцев хлебное зерно на сумму 2.255.100 руб. и обратили его полностью на выдачу продфуражных ссуд в тех трудовых поселках, где трудпоселенцы пострадали от наводнения и августовских морозов, во время которых погибло 13.000 га посевов».
Далее зам. наркома пояснял, что, за вычетом необходимых долговых платежей Заготзерну и торговой сети (чуть больше половины указанной выше суммы), остальная сумма будет внесена Сельхозбанку «в погашение ссуд трудпоселенцев». К письму Г. Е. Прокофьева прилагался проект постановления СНК СССР «О пролонгации ссуд, списании задолженности и предоставлении льгот трудпоселенцам, занимающимся сельским хозяйством в северных районах Западной Сибири», основные положения которого излагались в пояснительном письме12.
В результате длительных межведомственных согласований позиций с участием НКФин, Комитета по заготовкам и НКВД 2 октября
* Подчеркнуто в документе.
147
1936 г. появилось постановление СТО СССР «О задолженности и о льготах трудпоселенцам, занимающимся сельским хозяйством в северных районах Западной Сибири»13, имевшее компромиссный характер. Пролонгация ссуд была сделана не по 1941 г. включительно (предложение НКВД), а до конца 1939 г. В пользу НКВД решился спорный с точки зрения финансовых органов вопрос о т. н. безнадежной задолженности трудпоселенцев за ранее выданные ссуды (более 7 млн. руб.). Однако ряд льгот и списание других задолженностей, о чем ходатайствовало руководство НКВД, в окончательный текст решения правительственного органа не вошли.
Межведомственная полемика вокруг проблемы выравнивания принципов и условий хозяйствования колхозов и спецартелей, проведенная в традициях «бюрократического торга», вскрыла несколько характерных черт во взаимоотношениях репрессивных и хозяйственных ведомств. Руководство НКВД стремилось сдать свой хозяйственный комплекс государственной экономике, по максимуму избавившись от долговых обязательств. Финансовые органы, напротив, считали, что только репрессивные органы в состоянии осуществить исполнение обязательств спецартелей перед государством в пределах некоторого переходного периода.
Не менее важно отметить присутствие в аргументах НКВД по поводу невозможности предъявления к спецартелям в полном объеме тех требований, которыми руководствовалась тогдашняя налогово-по-датная система. В одних документах «наверх», предназначенных для демонстрации успехов и достижений в освоении северных территорий силами трудпоселенцев, упор делался на количественные показатели особого рода: какие площади раскорчеваны, заняты под посевы, усадьбы и сенокосы, каковы успехи в коллективном земледелии и животноводстве по выполнению поставок продукции государству, натуроплаты МТС, строительству жилья, дорог, производственной и социально-культурной инфраструктуры и т. д. Тем самым обосновывался тезис об успешности реализации программы «штрафной колонизации» Севера под эгидой спецорганов.
Однако совершенно другая система аргументов выдвигалась в тех случаях, когда руководство НКВД обосновывало необходимость продления тех или иных преференций и отсрочек по различным выплатам для спецартелей. Рисовалась весьма реалистичная картина фактического экономического состояния данного хозяйственного комплекса: капиталовложения государства в спецартели окупались существенно медленнее ожидаемых сроков, что обусловливалось объективными, в т. ч. природно-климатическими причинами. Одновременное выпол
148
нение в полном объеме налогово-податных обязательств и погашение трудпоселенцами ссудных обязательств государству неминуемо должно было повлечь за собой через некоторое время ликвидацию хозяйств в спецпоселках (на это прямо указывал в процитированном выше документе Г. Е. Прокофьев). За приведенными цифрами стояла суровая экономическая реальность: земледелие практически не давало товарных излишков, а произведенная продукция зачастую даже не доходила до государственных фондов и употреблялась внутри самой системы спецпоселений для продовольственного обеспечения комендатур, имевших несельскохозяйственный профиль, и т. д. Продукция животноводства удовлетворяла потребительские нужды той же системы. Таким образом, репрессивная экономика оказалась представленной в данном регионе в виде фактически замкнутой на себя модели сельскохозяйственного производства, продукция которого в основном потреблялась внутри комендатур, имевших разный производственный профиль, обремененных к тому же собственной инфраструктурой, включая инвалидные и детские дома и т. д. Иными словами, сталинским режимом на территории Нарымского округа в первой половине 1930-х гг. ценой значительных и прежде всего безвозвратных капиталовложений была сформирована система аграрно-комендатурного спецпроизводства для собственного потребления, прежде всего внутри комендатур.
3.5. «Врастание кулака в социализм» в отдельно взятом Пихтовском районе (декабрь 1936 г. — январь 1937 г.)
Как отмечалось выше, проблема перспективы существования и развития крестьянских спецпоселений обсуждалась и решалась на двух уровнях — в масштабах страны и отдельных регионов с высокой концентрацией поселений (Северный край, Урал, Сибирь, Казахстан). Задачу создания устойчивых механизмов использования труда репрессированных крестьян для освоения северных и восточных территорий чекисты считали в целом выполненной в середине 1930-х гг. Логика принятых в начале «раскулачивания» решений, нацеленных на пятилетний цикл «трудового перевоспитания бывших кулаков» в местах их нового расселения, продолжала действовать по инерции. Как ни парадоксально, но в основе директив об использовании труда репрессированных крестьян лежала ранее категорически неприемлемая, приписываемая Н. И. Бухарину теория «мирного врастания кулака в социализм», взятая на вооружение с некоторыми модификациями. Чекисты в первую очередь оказывались заложниками сложившейся ситуации, поскольку были обязаны обеспечить данное «врастание» и ежегодно докладывать о прогрессе в решении поставленных задач.
149
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.